Нас утро встречает прохладой текст
Весне - ура! У нас утро похоже на вечер: темно от туч и дождя. Потом следовала секундная тишина и, после зловещей музыкальной паузы — это было вступление к песне «Бухенвальдский набат» — начиналось «В мире капитализма».
И в жизнь вбежит оравою, Отцов сменя. Такою прекрасною речью О правде своей заяви, Мы жизни выходим навстречу, Навстречу труду и любви. Любить грешно ль, кудрявая, Когда, звеня, Страна встает со славою Навстречу дня. Названию Тексту песни Композитору Автору слов Исполнителю. Наша Двадцатка. Алфавитный указатель. Авторы и исполнители. Исторические периоды. Великая Отечественная. Поздний СССР. Тематические разделы. Песни о Родине. Советская лирика.
Песни о Труде. Песни о городах. Праздничные песни. Морские песни. Спортивные песни. Пионерские песни. Молодежные песни. Ползи на кладбище. Вот уж действительно гроб! Гробовщик тоскливо дул в свою дуду, его никто не слушал, каждый занимался своим делом. Девчонки красились, щебетали друг другу последние новости.
В углу, под портретом Чернышевского, Санчос Луговской играл с Лашутой в шахматы, под Чеховым рубились в морской бой, под Горьким кто-то скатывал домашнее задание. Мне было лень даже списывать. Двоек по точным наукам было столько, что становилось страшно за свое светлое будущее. Иногда эти двойки даже снились. Однажды такая тварь приползла ко мне на подушку.
В черном изогнутом клюве она держала голову нашей математички. Мой дневник пестрел замечаниями родителям: «Примите меры! Ваш сын не желает учиться! Учиться, действительно, не хотелось. Для себя я уже решил, что институт подождет, поступать не буду — в армию! Обидно, конечно, но делать нечего, надо реально смотреть на вещи.
Журфак мне не светит, это ясно, помимо бешеного конкурса еще две публикации нужны — а где их взять-то, эти публикации?
В стенгазету написать? Про то, какой я примерный ученик? Есть еще горный и гидрометеорологический в университете. Вроде бы интересно, но..! Опять физика и математика! Это без меня, ребята.
Пойду в армию, а там видно будет… Я, может, французский, наконец, осилю! А что? Два года, большой срок. Поднапрягусь — и вперед! Потом и поступлю… может быть. А вот сейчас надо эту чертову школу закончить! Придумал же кто-то. Ну, русскийлитератураистория — это все сдам, francais — тоже что-нибудь скажу, а вот химия, алгебра и прочее тряхомудье… брр! Страшно подумать!
По понедельникам утром я, ответственный за политинформацию, сообщал о последних новостях страны. Школа, замирая от счастья, узнавала о миллионных надоях молока, о полных закромах родины, о полетах в космос и дальше. Слушали все — от первого класса до десятого. Этим первоклашкам еще бы в куклы играть, а тут политика какая-то непонятная.
Ну, а нас, созревающих самцов, больше интересовали формы наших соседок по парте, нежели политическая информация. Почему-то в десятом нас в приказном порядке рассадили по схеме мальчик с девочкой: это, чтобы вы не отвлекались!
Нормальная логика. Я тайно пялился на коленки своей соседки. И как тут учиться? На доску что-ли смотреть? Девчонки одевались очень лаконично. Мини-юбка, комсомольский значок, да бантик в волосах — вот и вся одежда. Ну, платье школьное, конечно. Но из-за белых колготок его как-то не было видно — белые колготки затмевали все. Мода была такая. Остальное дорисовывало воображение. Время мини. Юбки, не успев начаться, тут же заканчивались. Потом ноги и всё остальное.
Я сидел за одной партой с Иркой Б. Особенно грудь. Это было что-то! Вопрос бюста меня уже слегка тревожил. Новости страны заканчивались маршем юных нахимовцев. Потом следовала секундная тишина и, после зловещей музыкальной паузы — это было вступление к песне «Бухенвальдский набат» — начиналось «В мире капитализма». Все это придумала директриса. А поначалу было не так.
Когда я готовил свою первую передачу, друзья-одноклассники, гнусно ухмыляясь, давали мудрые советы: «Лехан, назови Капиталистические джунгли или Трущобы и дворцы» — изощрялся Толик. Никакого полета творческой мысли! Никакой фантазии! Все это есть в газетах! А вот что-нибудь свое, оригинальное! Капитализм он и есть капитализм, так и назови — «Капитализм, как он есть», — поставил точку Лешка Попов. А первая часть —«Новости страны».
Идите, Алеша. В понедельник зайдите ко мне пораньше, я должна посмотреть то, что вы будете читать. И — напоминаю еще раз: не забудьте включить материал о Никарагуа, там сейчас очень неспокойно. Кстати, вам не мешало бы подстричься. Музыку я записал заранее. Между блоками новостей должны были звучать короткие музыкальные отрывки — Чайковский, Рахманинов, немножко эстрады, конечно же, советской. А вот что вставить перед Миром капитализма? Ни «Песняры», ни Магомаев тут не катят!
Может Верди? Или Григ? Тоже ведь капитализм. Нет, надо кого-то их современных. А кто? Я и не знаю никого. Да что я думаю-то? Вот что надо ставить! Не советские? Ну что еще? Да ничего! A Hard Days Night? Работал чувак целый день, устал, надо, говорит, отдохнуть с тобой, милая. Ну и нормально, как у нас — сначала все работают, потом отдыхают — выходной день. И прогнать надо, пожалуй, целый куплет. Это идея, вперед! В следующий понедельник битлы еще не успели допеть о возвращении в СССР, как в радиорубку кто-то стал ломиться.
Я открыл дверь. Андрюха Сокол, дежурный по школе, как-то ехидно улыбался. Наш класс сегодня дежурил, мне тоже нужно было заступать в столовую, где мы с ребятами собирались пошустрить по закромам кухни. Я сижу в раздевалке, слушаю твой музон, балдею, а сам думаю — когда она его расстреливать начнет?
На втором куплете вылетает из кабинета: «Срочно ко мне его! Кстати, в класс зайди, она сказала — с вещами! Что это вы себе позволяете?! Я вас спрашиваю! Что вы. Себе позволяете?! Вас никто не спрашивает! Вам доверено проведение политинформации! То есть — политической информации! И что за музыку ты включил? Как ты мог додуматься заставить всю школу слушать этот заокеанский джаз?!
Ты, что, думаешь, я не знаю откуда эти магнитофонные записи?! Ты что, меня за дурочку принимаешь?!
В радиопередаче ты должен показать каков он — мир капитализма! Ты должен наглядно продемонстрировать разницу между двумя системами — социалистической и капиталистической!
И что делаешь ты? Словно насмехаясь над нашими славными достижениями, ты заставляешь слушать всю, я подчеркиваю — всю школу, этих разнузданных псевдо-музыкантов! Поговорите, пожалуйста, с вашим учеником по поводу его, так сказать, выступления. Заодно, думаю, надо бы пригласить родителей в школу. Им опять есть, что рассказать! А вы, Догадаев, сейчас отправляйтесь домой — сегодня я отстраняю вас от уроков, а завтра придешь в школу подстриженным!
Ну и зачем ты это сделал? Только не говори, что не понимаешь? Опять вызов, да?
И кому? Ты сейчас должен сидеть ниже травы после этого случая в колхозе. Тебе надо об окончании школы думать, понимаешь? Сдашь экзамены и слушай битлов хоть с утра до ночи! Людмилу мы любили. Она была молодая и симпатичная. Мне она вообще нравилась — ножки, туфельки, свитера носила такие облегающие. И очки ей очень шли. Я всегда думал: когда она с мужем спать идет — снимает очки или нет? Но не об этом речь. Не надо гусей дразнить, Алексей. Думай все-таки, прежде чем сделать что-либо подобное.
Ида-ка ты сейчас, переделай этот свой Мир капитализма…. Она уже улыбалась. Я увернулся от ложного удара журналом по затылку и пошел переделывать мир капитализма. Вот еще выдумали. Кто его видел-то, капитализм этот? Конечно, там страшно. В Центральном парке Нью-Йорка убивают каждый день — читал, знаю. Нет доллара — получи пулю в лоб! Оружие — на каждом шагу продается! Так пишут в газетах, а газетам я верил. Как не верить — напечатано ведь!
Но получалась странная штука: газеты читать — там кошмар, а вот если посмотреть фильм какой-нибудь заграничный — никаких страхов, сплошная красота. Дмитрий Васильевич рассказывал, что живут там, в общем-то, неплохо. Мой дядька часто бывал за границей — симпозиумы, конгрессы, с коллегами встречался. Дмитрий Васильевич — дядя Дима, муж маминой сестры.
Он занимался ядерной физикой, работал в жутко закрытом институте на Украине. Каждый год, один из летних месяцев наша семья проводила в Пятихатках пiд Харькiвiм, где жили наши родственники. В академическом городке все были знакомы, общались помимо работы, дружили семьями, ходили друг к другу в гости. После очередной поездки заграницу, у возвратившегося «оттуда» собирались близкие друзья.
Приглашали и нас — гостей из Ленинграда. Стрекотал кинопроектор, на белой стене мелькали фантастические кадры: Женева, Брюссель, Стокгольм…. Ну-у, не знаю. И верилось и не верилось. Как это — рабочий, работяга, грузчик в порту — на своей машине?! А голод? Пишут же, что голодающих в Америке полно, вон негритята какие худущие! А эти, денежные мешки, что делают! Или выбросить на свалку вагон апельсинов? Ведь все это можно раздать голодающим!
Или — безработица! Потерял работу — лезь на небоскреб и шагай вниз! А у нас — требуются, требуются… Любой завод — всё требуются.
Токари, слесари, фрезеровщики, револьверщики…. Сразу виделся ковбой в кожаных штанах с двумя кольтам… прядильщицы, мотальщицы… Непонятно, что делают эти револьверщики? Ну, ткачихи ткут, это ясно, прядильщицы — прядут, мотальщицы — мотают, а эти? Иногда смотрели диапозитивы. Слово «слайд» тогда еще не вошло в словарь богатого русского языка.
Говорили: «посмотрим картинки! Картинки эти были цветными. И цвета какие-то необыкновенные! Венеция… Лондон… Hotel… швейцар в цилиндре, автомобили фантастических очертаний…. Толковый мужик был в джинсах. Меня поразило больше всего именно это. Не то, что он без галстука на конгрессе, как, впрочем, и многие, не то, что прическа у него была супермодная — волосы до плеч, а то, что этот американский старик был в джинсах, протертых на коленях!
Это было выше моего понимания.
Как же так? У них там все за деньги! Это плохо. У нас — все бесплатно! Это хорошо. Но что-то не стыковывалось. В газетах и по радио одно, а в кино «Шербургские зонтики» — красиво и что-то не видно голодающих и этих, с плакатами во всю спину «Ищу работу». Отец говорил: «Ты видишь, там все прогнило насквозь, там человек человеку —волк! Там — голод! Да, думал я, хорошо, что я здесь, газету как ни посмотришь — негров линчуют, ку-клукс-клан!
Пап, — говорю, ну а как же этот фильм «Мужчина и женщина», мы же вместе ходили… там.. Это все пропаганда! И вот ты, кстати, думая, что там все так хорошо, льешь воду на мельницу американского империализма!
