Фильмы урсуляка смотреть онлайн, НЕНАСТЬЕ () 1 СЕЗОН — Video | VK
Убил 20 лет назад. Он умеет считать, умеет просчитывать варианты. Но в процессе персонажи становятся для него родными. Оно необязательно должно быть безоблачным и светлым, но оно должно быть каким-то позитивным и определенным хотя бы. Лучшие советские комедии.
Сценарист, драматург и прозаик Эдуард Володарский. Москва, год. Востребованным автор оказался и в эпоху сериалов. Предлагаем вам посмотреть подборку фильмов, созданных при участии Эдуарда Володарского. Боевик 73 мин. Военный 97 мин. Боевик 93 мин. Драма мин.
Документальное 39 мин. Смотрите также. О Петре и Февронии Муромских. День семьи, любви и верности. Читаем на бегу. Таким образом мы очень понизили планку, и зритель, который часто неспособен отделить хорошее от плохого, воспринимает плохое как хорошее. Поэтому, делая что-то свое, надо ориентироваться на свои представления о хорошем. Когда талантливый человек так делает, это всегда повышает уровень — зритель поймет и подтянется.
Я смотрю наши фильмы, отечественные, х годов и понимаю, что это уровень, недоступный для большинства сегодняшних авторов кино, но самое страшное, что это уровень, недоступный для зрителей. Они перестали воспринимать настоящее в огромной степени.
Не все. Далеко не все, но если говорить о массовом И как учитывать запрос такого зрителя? Ну, кто-то его учитывает, но обычно когда речь идет о заработке, о больших деньгах. Без этого тоже не может существовать кино — деньги должны приходить в него. Но я никогда этого запроса не учитываю. Мне очень хочется, чтобы то, что я делаю, нравилось, было близко, смотрелось, но я не буду специально делать проще или примитивнее.
Я условный автор. Я простой человек, делаю, как чувствую. Это может быть, опять же, не высоколобое искусство, но оно абсолютно соответствует мне. Я не становлюсь ниже, чем я есть. И в этом смысле я никак не учитываю пожелание зрителя. Но я, конечно же, всегда хочу быть понятым и быть услышанным, чтобы мое кино как-то воздействовало на зрителя. И еще — крайне важно для меня — любое искусство не должно делать человека хуже. Сейчас очень многое в искусстве делает человека хуже, говорит ему: ты плох, ты несовершенен и не будешь совершенен.
Так сказать, жизнь ужасна и будет ужасна, и всегда была ужасна. Можно рассказывать о чём угодно, о самых страшных вещах, но всё равно в результате у зрителя не оставлять ощущения «гори всё синим пламенем, будьте вы все прокляты».
А, к сожалению, тенденция и общемировая, и наша — это тенденция неприятия жизни, не радости, не понимания ее сложности, а тупое ожидание конца. Мы тупо ждем, когда всё это кончится. Фестивальное кино — оно как раз не про запросы массового зрителя.
Вы просмотрели конкурсные работы — можете ли какой-то общий отзыв составить? Это касается часто и темы войны. Я делюсь только своим ощущением — мне может нравиться или не нравиться китайская картина или турецкая, но я понимаю, что они пытаются всерьез рассказать о людях и как-то этим людям посочувствовать.
Не сюсюкая и не пытаясь всем понравиться, а вот как-то внятно рассказать историю, которая, может быть, тебе как зрителю не будет близка, но ты всё равно проникаешься каким-то новым опытом, новым отношением. На мой взгляд, и только на мой, три российские картины, которые я видел в конкурсе, этого ощущения не оставляют. Это либо странный выпендреж, непонятный никому, кроме тех, кто это делал, либо это попытка рассказать биографию человека ну таким суконным и стародавним, непрофессиональным языком.
Или, как мне показалось, режиссеры берутся за тему, которую нужно делать так, чтобы людей выносили из зала от чувств, потому что тема супербольная. И вдруг это всё разменивается на такую приблизительную милоту, от которой становится тошно — мне, по крайней мере. Я говорю только от себя. В этом смысле, если говорить об этом фестивале, мне кажется, что отечественное кино не проявило тех черт, за которые мы его любим. Возможно, они как раз шли на запрос — за 10 лет они изучили забайкальского зрителя и везут в том числе на него какие-то картины.
Я не буду спорить.
.jpg/640px-Праведник_(фильм).jpg)
Но я также понимаю и знаю, многократно сталкиваюсь с тем, что даже на фестивалях класса «А» типа «Кинотавра» очень сложно подобрать по-настоящему хорошую, сильную программу. Год на год не приходится, кто-то уже что-то получил, кто-то не хочет туда, а хочет [ехать] сюда. Подобрать программу сложно, я всегда не завидую тем, кто этим занимается.
Здесь программа была неплохая — по крайней мере, по части привлечения иностранных режиссеров. Наши картины мне не показались достаточно убедительными. Не знаю, что решит жюри, может, я объявлю победителей — и там будут все российские картины, но у меня такого ощущения внутреннего нет наших картин из основной программы в числе победителей действительно не оказалось. Это вопрос раскладов — здесь я никогда не брошу камень в тех, кто выбирает.
Не особенно есть из чего. Понятное будущее». Источник: Mihail Ulianov, YouTube. И вы тоже до этого говорили, что сериалы стали прекрасные выходить.
Но есть мнение, что это остаточное явление — вот был, условно, какой-то й или год, когда индустрия начала хорошо развиваться, и сейчас это остаток, постпродакшен, а дальше мы идем непонятно куда. У вас есть какие-то мысли по этому поводу или ощущение, что действительно движемся в какую-то пропасть? Я не могу не быть оптимистом, потому что у меня дети и внуки. Если со мной всё понятно — [мне бы] дошкандыбать не совсем позорно, то я бы хотел, чтобы дети и внуки жили всё-таки Чтобы по крайней мере я понимал, как они будут жить.
Мы много говорим о скрепах — ищем их там, сям. Я в какой-то момент понял, что единственными скрепами настоящего является будущее, а не прошлое. Понятное будущее. Оно необязательно должно быть безоблачным и светлым, но оно должно быть каким-то позитивным и определенным хотя бы.
Мы растеряли это. Поскольку мы очень инертны, мы еще начинаем не любить тех, кто пытается взять на себя ответственность, мы находим в них изъяны. Еще раз: я считаю, что наше общество довольно нездорово. Но я не считаю при этом, что эта ситуация безнадежная. Я знаю, что, как никто, мы умеем возрождаться, мы умеем находить в себе силы, ресурсы. Просто есть ощущение, поскольку мы слышим в основном не самых лучших людей, они, как всегда, кричат громче, чем другие: как же так? Как только чуть изменится ситуация, мы услышим другие голоса, мы услышим другую тональность разговора.
Другой тон просто — не тон заполошного какого-то крика и всеобщей истерики, а нормального, внятного, взрослого, может быть, иногда не очень приятного, но все равно настроенного на какое-то позитивное решение проблем. Но, возможно, из-за того, что мы как общество сейчас не очень понимаем, в какой мы стадии находимся, что нам делать, нет и героев.
Вроде бы есть темы, но героев нет. Я думаю, что, если бы не было такого количества самоограничений — даже не основанных на ограничениях сверху, а самоограничений, когда тебе кажется, что это не дадут, то не разрешат, эти герои появились бы.
Думаю, что сегодня героем может оказаться человек, просто живущий по совести — хотя бы. Опять же, не значит, что у такой картины будет массовое признание. Но если говорить о герое, о том, на кого сегодня можно равняться, то это человек, живущий по совести, живущий согласно тому, что он думает.
Говорящий то, что он думает. Это может быть герой из прошлого. Академик Сахаров, условно говоря, — фигура очень неоднозначная и очень по-разному воспринимаемая. Но, безусловно, это тот человек, которого сегодня не хватает. Герой найдется, было бы общее желание.
И мы не можем перестать там что-то искать, в этой теме. Безусловно, даже не буду спорить. То, что я говорю про будущее, не отрицает этого. Но мы основной упор делаем на прошлое. Источник: Kino-teatr. Мы не очень поняли, что с нами произошло, и как будто недостаточно отрефлексировали этот момент.
Сейчас уже есть смысл пытаться это как-то осознать? Потому что столько поколений уже сменилось — кажется, что это уже даже и невозможно сделать. Действительно, поколения меняются, и острота восприятия, мне кажется, тоже притупляется. Я понимаю прекрасно, что многие картины, которые выходят сейчас, такое военно-развлекательное кино, они были невозможны какое-то время назад, потому что их бы просто не приняли. Не приняли бы не какие-то конкретные люди, а в принципе мы бы почувствовали отторжение.
Сейчас это воспринимается с большим успехом, потому что меняются поколения, уходят поколения. Почему я говорю, что главнее будущее? Потому что, хотим мы или нет, с каждым поколением будет ослабевать эта острота. Мы не можем сейчас воспринимать подвиг Дениса Давыдова или кавалериста-девицы Надежды Дуровой с той же степенью восторга, с которой воспринимали сверстники Александра Пушкина.
На уровне «Гусарской баллады» — пожалуйста. А вот так, чтобы на разрыв, боюсь, что вряд ли. Может, я ошибаюсь — мне кажется, что и с Великой Отечественной войной острота ослабевает. А будущее не может ослабнуть, потому что мы все в нём кровно заинтересованы. Одни — потому что молоды, другие — потому что уже нет. Но мы в нём заинтересованы очень, как ни крути. Можно сколько угодно говорить: «Гагарин, Гагарин, Гагарин». Кто отрицает? Но дети больше не играют в космонавтов.
Это мы в них играли, а они играют во что-то другое. Это неизбежно будет ослабевать и принимать другие формы. Будущее всегда будет самым важным — я этого сам не понимал довольно долго. И понял как-то внезапно. Наверное, потому, что я очень беспокоюсь за своих близких. Источник: Central Partnership. Я до этого даже не очень понимала, куда иду.
То есть я понимала, что иду на вас, но не знала, на какую историю. И мне кажется, что картина стала чуть больше, чем сама история: она стала высказыванием, возможно даже, очень личным. Таких фильмов сейчас мало. Но, может быть, вы сможете назвать какую-то картину еще, которая вас лично с таким же светлым чувством оставляла, неважно, в какое время она выходила.
Я очень люблю эту картину. Я простой зритель — меня какие-то сложности пугают. Но я помню, как ругали «Москва слезам не верит» в той среде, где я жил.
В те годы было неприлично сказать, что тебе нравится этот фильм. Я помню, работал как раз у Аркадия Райкина, и на Невском проспекте были какие-то огромные очереди в кинотеатр на эту картину. И я встал в очередь, пошел, посмотрел, вышел — купил билет и снова пошел смотреть. И «Пять вечеров» я тоже смотрел многократно. Оно снято изумительно тонко, пронзительно. Его же Михалкова «Раба любви» — она проще, но тоже там есть моменты, когда я плакал.
Люблю эмоциональное кино.
